ЧАСТЬ 1 НАЧАЛО
ЧАСТЬ 2 НИРВАНА

MP3




ГЛАВА 2: Музыкальное восхождение Курта Кобейна


Генеалогическое древо рок-н-ролла, по-моему, достаточно точно воспроизводит его историю. Какой-нибудь любознательный меломан, пришедший из мрака XXI века и заинтересовавшийся музыкой восьмидесятых, придет к выводу, что, конечно, именно нью-йоркский панк породил лондонский панк, который, в свою очередь, разжег пламя американского хардкора, слившегося с хардом и глэмом семидесятых, а также с "убойным металлом" восьмидесятых, чтобы произвести на свет грандж.

Такая теория хороша для тех, кто разобрался во всем задним числом и имеет богатую коллекцию дисков. На самом же деле история состоит не только из массовых движений, она также является суммой судеб отдельных личностей. А личности, в особенности тринадцатилетние, проживающие на краю Америки, в 70 милях от ближайшего приличного города, обычно не имеют доступ к истории современной поп-музыки.

Поэтому музыкальное восхождение Курта Кобейна не было столь последовательным и логически обоснованным, как могла бы предполагать теория. Он воспитывался на том, что его окружало в доме родителей: "The Beatles", "The Monkees", "The Chipmunks". Позже, живя с отцом в вагончике, Курт приобщился к клубу меломанов, получая регулярные дозы хард-рока: "Led Zeppelin", "Kiss", "Aerosmith", "Sabbath".

Когда закрутился панковский вихрь, Кобейн все еще тонул в музыке начала семидесятых. Но он читал о панке в подростковых журналах, следя за дьявольским смерчем "The Sex Pistols", прошедшим по Америке, и старался вообразить и изобразить на своей первой гитаре, как должна звучать эта группа.

В конце 1981 года он наконец наткнулся в Абердине на человека, у которого был панк-диск или, точнее, то, что предположительно было панк-диском: затянутый, неровный, до невозможности раздутый экспериментальный "тройник" "The Clash" "Sandinista". Кобейн был просто подавлен: ни гитарных риффов, ни страсти, ни катарсиса. "Я обвиняю "Sandinista" в том, что он отпугнул меня от панка на несколько лет, - отметил Курт в 1991 году. - Он был таким паршивым".

Не имея подпитки извне, Кобейн обратился к внутренним резервам: "Как только у меня появилась гитара, я тут же начал сочинять сам, а не копировать какого-нибудь Вэн Хейлена. Я хотел найти собственный стиль. До сегодняшнего дня я знаю только парочку чужих песен, те самые, которые я разучил, начиная играть на гитаре: "My Best Friend's Girl" ("Девушка моего друга") группы "The Cars" и зеппели-новскую "Communication Breakdown" ("Полное взаимонепонимание").

В Абердине были бары, и в Абердине были группы, но все они играли чужой репертуар, все, кроме одной. Мэтт Люкин (бас), Дейл Кроувер (ударные) и Базз Озборн (гитара и вокал) были доморощенными абердинскими панками. Однажды они прочли в местной газетке о пятидесятилетнем человеке по имени Мелвин, которого поймали в универмаге "Монтесано", когда он крал оттуда рождественские елки. Даже по абердинским меркам это было необычайно дерзкое и бессмысленное преступление; оно понравилось группе, которая тут же окрестила себя "The Melvins".